Субботний разговор с интересным человеком

- Валентин Петрович, здравствуйте.

- Добрый день.

- Валентин Петрович, расскажите, как вы пришли в профессию? Вы с детства мечтали, или это решение пришло вам спонтанно?

- Да не было никакого решения, профессия сама нашла меня. Была война, меня привезли на фронт. Я же не зверь какой-нибудь и не маньяк, чтоб с детства хотеть людей мучить. Но вы представьте себе ситуацию: наши ребятам через час в атаку идти, а язык расположение огневых точек не выдает. Немцы из пулеметов замаскированных ударят – это же сотни похоронок! Командир говорит: приказывать не могу, но если кто добровольно… Я и вызвался.

- Заговорил немец?

- Заговорил. Ох и повозился я с ним тогда!.. Опыта никакого, да еще боязно: возьмешь поглубже – он концы отдаст, меня тогда под трибунал... Но, ничего, заговорил… Сам комбат мне руку жал, после этого меня в должность и определили. Отказаться нельзя было, да я и сам понимал, что надо.

- И что вы делали?

- Да что я делал… Выучки никакой у меня не было, приходилось изобретать всё буквально на коленке. Это уж после войны я училище закончил, инструменты там, методики… А тогда всего инвентаря – саперная лопатка да шланг резиновый, мне ребята механики подарили. Вот так и крутился…

- Много на фронте работы было?

- У!.. По первой я вообще неделями не спал. Рубил, резал, жег. Усталость такая – режу немца, а у самого слезы из глаз. Дознаватель смеется – Что, Савченко, немца жалко? А куда там жалко, если у меня все руки до локтей одна кровавая мозоль! Да еще сноровки не было, рубил лопаткой пальцы – по ноге себе тюкнул. Боевое ранение.

- А после войны?

- Победу я встретил в Будапеште, пытал мародеров местных. Демобилизовался. Приехал в Ленинград. Хотел на актерский поступать – я веселый, петь люблю. Меня не приняли, сказали внешность невыразительная. Иду грустный по городу, смотрю – возня какая-то. Я поинтересовался. Оказалось, цыгане у женщины ребенка украли. Она обратилась в милицию, наряд цыган задержал, а те не говорят, где ребенок. Милиционеры ну их лупить – а цыгане им в глаза смеются. Я говорю – кто ж так делает? Подошел, выдрал одной тетке ноготь, она сразу все показала. Милиционеры впечатлились, стали меня к себя звать.

- А вы?

- Я сперва отказывался. А потом думаю – а чего? На актерский меня все равно не приняли, а домой с поджатым хвостом ехать как-то совестно...

- Как проходила ваша служба в милиции?

- Никак не проходила. У них под меня не оказалось штатной единицы, и чтобы не терять полгода, направили меня в КГБ. И вот там-то я как специалист встал на ноги, возмужал и вышел в люди, образно говоря.

- Валентин Петрович, кого вы пытали в Ленинграде?

- Ох, кого я только не пытал!..

- Были, кто не раскололся?

- Было такое, врать не буду... Особенно запомнилась женщина одна. Уголовница, рецидивистка. Привезли её – худая, как скелет, дрожит. Ну, думаю, с этой проблем не будет. Черта с два! Сколько я над ней бился – визжит, аж уши закладывает, а отстегну её подписать – рвет бумагу и вот что ты хочешь с ней делай. Десять суток мы её мурыжили с напарником, так ничего и не добились. Я после смены в нашу ведомственную библиотеку ходил, читал, что еще можно попробовать. Мне жена звонит – Валя, ночь на дворе, где ты? Я говорю ей – туркменские расхитители, целая банда. Не мог же я признаться, что ночь с чужой женщиной провожу. Хоть она и подследственная, а все равно нехорошо выходит. Так эта женщина и померла, ничего не подписав. Пятьдесят лет прошло, а до сих пор думаю – все ли я тогда правильно сделал? Может, можно было как-то еще её прищучить… Женщины, вообще, терпеливей мужчин, особенно, кто рожал.

- А известные подследственные у вас были?

- Вы наверное, Мандельштамом, Мейерхольдом интересуетесь? Они все задолго до меня прошли. Был у меня один парень – скрипач-виртуоз, не буду фамилию называть. Он меня попросил руки не трогать. Я согласился. В конце-концов, это народ ему специальность дал, выучил, а кто я такой, чтоб у народа музыку отнимать? Работали только по нижнему отделу, плюс живот и гениталии.

- Заговорил?

- Заговорил.

- Валентин Петрович, расскажите о вашей преподавательской деятельности?

- В 1967 меня попросили прочитать курс для студентов профильной академии. А у меня только ребенок родился, совсем мне не до этого было. Ладно, думаю, познакомлю ребят с примерами, разберем пару методик – материал-то у меня богатый был – и хватит с них... А как увидел студентов – ребята молодые, хорошие, глаза горят – так меня и зацепило. Да и они мне многое подсказывали. Учение – это же двусторонний процесс. Спорил с ними, иногда до хрипоты. «Нельзя» – говорю – «так не делают!» А сам думаю – а почему так не делают? Бегу в подвал, пробую. Получается! Получается!.. Вот так вот, я их, они меня и учили...

- Какой был самый трудный момент для вас в профессии?

- Я вам расскажу. Собирают нас однажды на комиссию, тема – перспективы развития отрасли. Говорят, приехал какой-то генерал из Москвы, будет нас учить. Ладно учиться – всегда пригодиться. Прихожу я на комиссию, сажусь. А генералу тому двадцать лет. И этот сопляк нам, заслуженным работникам отрасли, сходу: «у нас есть достоверные сведения, что американцы открыли способ при помощи электромагнитного зонда читать мысли, как только мы эту технологию повторим, никаких пыток больше не будет, потому что подследственные и так ничего утаить не смогут»

Вот как. Американцы, значит, открыли, а нам пинка по зад. Пыток больше не будет. А генерал такой – «Вы не волнуйтесь, Родина, безусловно, подберет вам новое поле для приложение ваших талантов...»

Так мне горько стало, чуть не слезы из глаз. «Как же» – говорю – «Без пыток? Пытки – это ведь не только информация, пытки – это и возмездие, и укрепление социального климата, и историческая традиция, наконец?» А молокосос смеется – вы мне учебник не цитируйте, ваши сведения устарели. Теперь все эти категории прямо в мозг будут помещаться высоковольтным электрическим воздействием. На смену крестьянской лошадке приходит трактор прогресса!

Я говорю – молодой человек, вы мне про прогресс не говорите, вы еще пеленки пачкали и сисю сосали, когда я врагам родины в окопах пальцы саперной лопаткой рубил!.. Я больше ногтей вырвал, чем вы за всю жизнь семечек слузгали!.. Если вы чего в нашем деле не понимаете – так вы спросите, я вам объясню, а бездумно перетаскивать на нашу почву сомнительные заокеанские штучки и разваливать направление, которое не вашим умом создано, я вам не позволю!..

- Так и сказали?

- Так и сказал.

- И что же дальше было?

- Что... Отстранили меня... Товарищи вступились было, но генерал этот сынком члена политбюро оказался. Ни наград моих не посмотрели, ни заслуг перед родиной. Отправили в отставку. Все, что мне удалось выхлопотать – место гардеробщика в политуправлении. И пошел я, палач седьмого разряда, польты выдавать и чужие фуражки развешивать…

- И как же вы вернулись в профессию?

- А я и не уходил. Даже гардеробщиком я живо участвовал в жизни отдела. Консультировал. Направлял. Несколько раз особо тяжелых подследственных прямо в гардероб мне приводили – помоги, Валентин? Я не отказывался. У меня комната была за вешалками, небольшая, без окон… Крюк в потолке от лампы, розетка, раковина нержавейковая…

Потом грянула перестройка. Все смешалось, много наших уволилось... Я стал брать частные заказы, кое-как перебивался. Трудное было время, но интересное. Граница открылась, пошло импортное оборудование, наконец-то я смог познакомиться с методиками зарубежных коллег.

- Прав оказался генерал по поводу американских электродов?

- Да чушь это полная оказалось, как я и говорил, он все это в какой-то книжке фантастической вычитал!.. Но с самобытными методиками немецких специалистов, корейских, филиппинских я знакомился тогда с большим интересом. Особо хочу отметить, что кой-какие интересные наработки у иностранцев были, но в целом, наша советская и позже российская система ничуть не уступала, а в некоторых областях, таких как пытки горелкой или тяжестью, например, даже превосходила иностранные аналоги.

- Теперь вы на пенсии?

- Да, теперь я на пенсии. Но до сих пор консультирую, провожу мастерклассы в нашей академии, пишу мемуары. Палач, как вы знаете, бывшим не бывает.

- Валентин Петрович, напоследок, расскажите нашим слушателям какой-нибудь курьез или забавное происшествие?

- Курьез? Что ж… Это можно. Курьезы были. В нашей работе вообще забавного много...

Один раз пытали мы барыгу одного. Его в аэропорту прямо с самолета сняли за контрабанду валюты. Ну, работаю я с ним, и все мне странно, что по ощущениям давно пора ему расколоться, а он только визжит какую-то чушь, что он народный артист и тому подобное. Ну, артист, так артист. Решил я этому артисту левую ногу струной отпилить. Уже и йодом по кругу обмазал, и жгут наложил, а тут вбегает в камеру оперативник с перекошенным лицом, стой, кричит, это и правда, артист, мы ориентировки перепутали!.. А малый в кресле уж чуть ни богу душу отдал. Он и вправду артист оказался, работник филармонии... Хорош бы я был, если бы артисту ногу отпилил! Пришлось извиняться и отпускать его… Смешно…

- Да, действительно, смешно... Дорогие радиослушатели, у нас в гостях был Валентин Петрович Савченко, человек интересной судьбы. До свидания, Валентин Петрович, спасибо вам за рассказ.

- И вам спасибо, до новых встреч. Будет еще что интересно узнать про пытки или другие меры воздействия какие – приглашайте, я тут рядом.

- Спасибо и до новых встреч!

- До свидания.