Рождественская история про Черную-Черную Скатерть

Скатерть Машенька с детства хотела быть простыней. И чтоб непременно черной. Что за интерес быть простой скатертью, - вздыхала она. То котлету уронят, а то и борщом обольют. То ли дело, если ты – простынь!

Простыни казались Машеньки эдакими постельными небожителями. На них не ели, на них ничего не проливали. На них только спали. А иногда (о том по-секрету проговорился машин знакомый носовой платок Иннокентий) даже кого-то любили.

Как можно кого-то любить, Машенька еще не знала. Она могла бы спросить о том Иннокентия, но носовой платок пал жертвой хозяйской небрежности. Однажды его уронили из заднего кармана штанов в унитаз общественного туалета, да там и забыли. Нет, быть носовым платком Машенька тоже не хотела.

В ванной жила чета полотенец: Мистер и миссис Махровски были дряхлы, ветхи и неприветливы. Салфетка Изабелла, используемая изредка в качестве посудного полотенца, к Машеньке относилась с плохо скрываемым презрением. Старый пыльный гардин Ростропович вообще игнорировал всех – даже кота Бармалея.

Шли годы. Машенька повзрослела. Обрюзгла и обтрепалась. На некогда белоснежной поверхности появились не отстирываемые пятна кетчупа и первые дырки. Так бы жизнь и прошла, если бы не одно чудо. В рождественскую ночь 2009-го года на какой-то короткий миг Машенька стала самой настоящей простыней. А случилось с ней вот что.

Хозяин, Аполлон Полтергейстович Сучий-Хряк, привел домой фривольного поведения девку. Он разложил ее на столе (чтобы не пачкать старый матрац) да и засадил, как следует. Сначала себя, а после – вдруг на него что-то такое нашло – здоровый тесак для нарезки хлеба. Девица завыла, зафонтанировала кровью из рассеченного брюха. Аполлоновых сил прибыло. Сучий Хряк облобызал правую грудь, в порыве страсти, оттяпав сосок, и запихал свой орган в дымящиеся девичьи внутренности. По одному он отрезал жертве пальцы и погружал их в свой задний проход. Потом он перевернул тело и полюбил его пару раз с тыла; словно кобылу кнутом, хлеща по крупу кишками. Расковыряв вилкой глаз, Аполлон потыкался членом в кровоточащую глазницу…

Он кончил лишь под утро в расколотый череп еще дышавшей пассии. Девушка вздрогнула и застонала от страсти. Аполлон Полтергейстович закурил сигарету, но тут же закашлялся и затушил окурок в кустике лобковых волос.

Изорванная и скомканная скатерть Машенька, черная от экскрементов и заскорузлой крови, блаженно зажмурилась. Она поняла, что такое – любовь!