Вот и все
Еще батя мой, Филлипон Филлимоныч, говорил – не надо мешать водку с шампанским. Говорил ведь? Говорил, и не раз. Зря я его не послушал.
А с другой стороны, в мире ведь Новый Год. Праздник. А что за праздник, да без водочки? И без шампунского, само собой…
В общем, купил я себе колбасы, хлебушка, кильку в томате. Литрушку «Столичной» и этот шампунь, будь он неладен. Водочку продегустировал – хороша!
Сижу, в общем, смотрю телевизор. Там бабы какие-то скачут, срамом размахивают и, типа, петь пытаются. Без ста грамм тоску наводят.
Короче, когда вместо баб на экране президент появился – кроме шампанского уже ничего и не оставалось. Ну, делать нечего, а выпить-то страсть как охота. Открыл я бутылку, пульнул в президента пробкой, а из горла вместо пены – дымяра столбом!
Я чуть портки не испачкал. Даже посуду из рук выпустил. Ну, думаю, амба! Допился болезный!
Но бутыль не разбилась. Взмыла под люстру, и давай там кружиться. Зачадила, зараза, всю хату.
Попытался сбить ее тапком. Стеклотара заложила крутое пике и, разбрызгав томат, приземлилась в остатках кильки. Горлышко закашлялось в последний раз, и фимиам иссяк.
Вооружившись вторым тапком, рискнул приподняться из-под стола. И тут же юркнул обратно. Сквозь зеленую толщу стекла на меня вылупилась пара глаз.
А мне ведь батя всегда говорил сверять срок годности с календарем. По ходу, несвежий шампунь оказался.
Выглянул еще раз. Глядь – из горла варежка показалась. Тут уж я сразу о белой горячке подумал. Но снова ошибся.
Кряхтя и поругиваясь, из бутылки выбрался бородатый сморчок-старичок в красном тулупе и шапочке. Размером он был примерно с чекушку.
Дедок прошлепал по лужам к краю стола.
- Внучок, не подскажешь, какой нынче год?
- 2009-й будет.
- Вот ведь незадача какая!
- А ты вообще кто?
- Как, кто? Дед Мороз!
Я вылез из-под стола и потянулся к стакану. Тот был пуст. Водка закончилась, шампанского, по-видимому, мне тоже уже не светит. А тут еще этот старпер на морозе…
- Слышь, дед, а чего это ты в бутылке прятался? Под джинна косишь?
- Ох, внучок, и не спрашивай! Времена нынче такие пошли. Смурные, тяжелые…
- И мелковат ты для Деда Мороза. Вот, помню, раньше деды морозы были – ого-го! Может ты Санта Клаус?
При этих словах я ненадолго вырубился. Когда же пришел в себя – дед понуро сидел на краю консервы и спичкой выуживал последние кусочки.
- Оклемался, охальник? – сварливо спросил Мороз.
А у меня словно и не голова – а один сплошной кариес головного мозга. Вот, и во лбу будто дырочка. Пальцем потрогал и чуть опять с дивана не навернулся.
- Ты не серчай, - пробасил дед. – Это я тебя вилкой по лбу треснул. Но не со зла, не со зла… Просто, ты как про заморского этого проходимца упомянул – у меня словно в душе все перевернулось. Ну, и не сдержался…
Вилки, надо заметить, у меня знатные. Чугунные. Такими, небось, еще Ленин в ссылке закусывал. Спасибо деду, что ростом не вышел. Иначе прибил бы насмерть!
- Ну, и чем тебе этот… заморский не угодил? Вроде бы, одно дело делаете.
- Эх! – Мороз махнул кумачовой варежкой. – Ведь из-за этого прохиндея я и попал в бутылку. Раньше ведь как оно было? Детишки вокруг елочки соберутся, и давай звать: «Дедушка Мороз! Дедушка Мороз!» А теперь что? «Санта Клаус», тудыть его растуды!..
- А что ж тебя так скукожило? От холода, что ль?
- Окстись! Из-за Клауса все, - говорю же. Этот стервец телегу накатал. Я, - говорит, - символ рождества. За-па-тен-тированный. А Дед Мороз, значит, авторские права нарушает. И вообще, Новый год – это такое Рождество, только по-русски. Со всеми, так сказать, вытекающими. Я ему, вестимо, за такие слова по мордасам; да бороденку курчавую повыщипал. Тут-то меня эти псы позорные и повязали…
Старик, кряхтя, поднялся. Взял в руки вилку – я отшатнулся. Используя прибор в качестве посоха, дед важно прошествовал к пустому стакану.
- Плесни, что ли, дедушке?
- Дык, кончилась водка. Хотел шампунём полирнуть… А дальше ты сам знаешь…
- Вот я и кажу – измельчала нонче интелихенция.
- А как ты в бутылке-то оказался? Ведь, право, как джинн.
- Мера пресечения у нас такая. Не зря ведь басурмане своих джиннов в поллитрах держат? Это всеобщая практика.
В корнях моей шишки зародилась смутная мысль.
- Так, может быть, ты и желания исполнять можешь? Все-таки, я тебя из тюрьмы спас.
- Желания – эт к басурманам. – Мороз с тоской понюхал стакан и решился. – Тебя как зовут, спаситель?
- Вован… Владимир Филиппович Козлюков по паспорту.
- Вова, значит… Ведь ты, Вова, всегда был хорошим мальчиком?
Я даже смутился.
- Ну, как сказать…
- Водку, спрашиваю, не зажимал?
- Да, ни в жизнь!
- Тогда у меня для тебя есть подарок…
Вот так мы и встретили Новый Год.
А когда я проснулся, больной и с похмелья, куранты в телевизоре еще отбивали полночь.
На столе царил новогодний кавардак. В луже томатного сока с шампанским плавали колбасные шкурки. Полная тарелка окурков, растерзанный труп батона. Пустая бутылка из-под «Столичной» чудом зависла над бездной.
А под столом перекатывалось еще с полдюжины.
И шишка на лбу осталась…