Вот и все

Еще батя мой, Филлипон Филлимоныч, говорил – не надо мешать водку с шампанским. Говорил ведь? Говорил, и не раз. Зря я его не послушал.

А с другой стороны, в мире ведь Новый Год. Праздник. А что за праздник, да без водочки? И без шампунского, само собой…

В общем, купил я себе колбасы, хлебушка, кильку в томате. Литрушку «Столичной» и этот шампунь, будь он неладен. Водочку продегустировал – хороша!

Сижу, в общем, смотрю телевизор. Там бабы какие-то скачут, срамом размахивают и, типа, петь пытаются. Без ста грамм тоску наводят.

Короче, когда вместо баб на экране президент появился – кроме шампанского уже ничего и не оставалось. Ну, делать нечего, а выпить-то страсть как охота. Открыл я бутылку, пульнул в президента пробкой, а из горла вместо пены – дымяра столбом!

Я чуть портки не испачкал. Даже посуду из рук выпустил. Ну, думаю, амба! Допился болезный!

Но бутыль не разбилась. Взмыла под люстру, и давай там кружиться. Зачадила, зараза, всю хату.

Попытался сбить ее тапком. Стеклотара заложила крутое пике и, разбрызгав томат, приземлилась в остатках кильки. Горлышко закашлялось в последний раз, и фимиам иссяк.

Вооружившись вторым тапком, рискнул приподняться из-под стола. И тут же юркнул обратно. Сквозь зеленую толщу стекла на меня вылупилась пара глаз.

А мне ведь батя всегда говорил сверять срок годности с календарем. По ходу, несвежий шампунь оказался.

Выглянул еще раз. Глядь – из горла варежка показалась. Тут уж я сразу о белой горячке подумал. Но снова ошибся.

Кряхтя и поругиваясь, из бутылки выбрался бородатый сморчок-старичок в красном тулупе и шапочке. Размером он был примерно с чекушку.

Дедок прошлепал по лужам к краю стола.

- Внучок, не подскажешь, какой нынче год?

- 2009-й будет.

- Вот ведь незадача какая!

- А ты вообще кто?

- Как, кто? Дед Мороз!

Я вылез из-под стола и потянулся к стакану. Тот был пуст. Водка закончилась, шампанского, по-видимому, мне тоже уже не светит. А тут еще этот старпер на морозе…

- Слышь, дед, а чего это ты в бутылке прятался? Под джинна косишь?

- Ох, внучок, и не спрашивай! Времена нынче такие пошли. Смурные, тяжелые…

- И мелковат ты для Деда Мороза. Вот, помню, раньше деды морозы были – ого-го! Может ты Санта Клаус?

При этих словах я ненадолго вырубился. Когда же пришел в себя – дед понуро сидел на краю консервы и спичкой выуживал последние кусочки.

- Оклемался, охальник? – сварливо спросил Мороз.

А у меня словно и не голова – а один сплошной кариес головного мозга. Вот, и во лбу будто дырочка. Пальцем потрогал и чуть опять с дивана не навернулся.

- Ты не серчай, - пробасил дед. – Это я тебя вилкой по лбу треснул. Но не со зла, не со зла… Просто, ты как про заморского этого проходимца упомянул – у меня словно в душе все перевернулось. Ну, и не сдержался…

Вилки, надо заметить, у меня знатные. Чугунные. Такими, небось, еще Ленин в ссылке закусывал. Спасибо деду, что ростом не вышел. Иначе прибил бы насмерть!

- Ну, и чем тебе этот… заморский не угодил? Вроде бы, одно дело делаете.

- Эх! – Мороз махнул кумачовой варежкой. – Ведь из-за этого прохиндея я и попал в бутылку. Раньше ведь как оно было? Детишки вокруг елочки соберутся, и давай звать: «Дедушка Мороз! Дедушка Мороз!» А теперь что? «Санта Клаус», тудыть его растуды!..

- А что ж тебя так скукожило? От холода, что ль?

- Окстись! Из-за Клауса все, - говорю же. Этот стервец телегу накатал. Я, - говорит, - символ рождества. За-па-тен-тированный. А Дед Мороз, значит, авторские права нарушает. И вообще, Новый год – это такое Рождество, только по-русски. Со всеми, так сказать, вытекающими. Я ему, вестимо, за такие слова по мордасам; да бороденку курчавую повыщипал. Тут-то меня эти псы позорные и повязали…

Старик, кряхтя, поднялся. Взял в руки вилку – я отшатнулся. Используя прибор в качестве посоха, дед важно прошествовал к пустому стакану.

- Плесни, что ли, дедушке?

- Дык, кончилась водка. Хотел шампунём полирнуть… А дальше ты сам знаешь…

- Вот я и кажу – измельчала нонче интелихенция.

- А как ты в бутылке-то оказался? Ведь, право, как джинн.

- Мера пресечения у нас такая. Не зря ведь басурмане своих джиннов в поллитрах держат? Это всеобщая практика.

В корнях моей шишки зародилась смутная мысль.

- Так, может быть, ты и желания исполнять можешь? Все-таки, я тебя из тюрьмы спас.

- Желания – эт к басурманам. – Мороз с тоской понюхал стакан и решился. – Тебя как зовут, спаситель?

- Вован… Владимир Филиппович Козлюков по паспорту.

- Вова, значит… Ведь ты, Вова, всегда был хорошим мальчиком?

Я даже смутился.

- Ну, как сказать…

- Водку, спрашиваю, не зажимал?

- Да, ни в жизнь!

- Тогда у меня для тебя есть подарок…

Вот так мы и встретили Новый Год.

А когда я проснулся, больной и с похмелья, куранты в телевизоре еще отбивали полночь.

На столе царил новогодний кавардак. В луже томатного сока с шампанским плавали колбасные шкурки. Полная тарелка окурков, растерзанный труп батона. Пустая бутылка из-под «Столичной» чудом зависла над бездной.

А под столом перекатывалось еще с полдюжины.

И шишка на лбу осталась…