Сумочка

Как-то раз Аристарх Петрович Грымзюк допоздна засиделся на работе. Он очень устал и проголодался.

- Гори оно все сизым пропадом! – крикнул он опустевшему офису. Смахнул бумаги в ящик стола, громыхнул табуретом и, шаркая, поплелся к двери. Щелкая выключателем, он успел заметить некий предмет. А именно – забытую кем-то на подоконнике женскую сумочку. Но свет уж погас, и включать его заново Аристарху Петровичу не хотелось.

Всю дорогу домой и большую часть ночи он размышлял над происхождением своей находки. Ближе к утру убедил себя в том, что сумочка ему просто привиделась. И с чистой совестью задремал.

Естественно, выспаться Аристарху Петровичу не удалось. С трудом разлепив глаза он осознал, что проспал. Не успев даже позавтракать, он помчался в офис, где с головой забурился в свои бумаги. По этой причине и о вчерашней находке он вспомнил лишь, когда все уже разошлись.

Он посмотрел на окно. Сумочка была «на месте».

- Вот ведь, какой ехсельмохсель случился! – Грымзюк встал. Сумочка не шелохнулась. Он подошел к ней и на всякий случай потрогал пальцем. – Логически размышляя, - вернулся он ко вчерашним раздумьям, - сумочка эта должна принадлежать кому-либо из работников нашей комнаты. Взять, например, Петрова. Петров отпадает, ибо сумочка, без сомнения, женская, а Петров, вроде как, настоящий мужик. С бородой, матерится и курит в мужском туалете. Тогда Ливерзон отпадает тоже. Он, хоть и не мужик вовсе, а явный адепт нетрадиционной ориентации (взять хоть позапрошлогодний случай, когда я одалживал у него скоросшиватель), но сумочек тоже не носит. Наоборот, он всегда ходит с хрестящими полиэтиленовыми пакетами из супермаркета. Так что, не он. Кто же тогда остается? Васылий Пампушка, я сам, да, упаси господи, Ипполит Трофимович Трех-Четырехрублевский – отец наш и начальник отдела по совместительству. Васылия третью неделю не видно, не слышно. Как отпросился надысь в деревню кабанчика резать, так до сих пор не вернулся. Кто знает теперь, чья там у них взяла? Ипполит Трофимович – тот, аки Цербер, завсегда вне подозрения. Ну, дык, и я эту сумочку вижу всего второй раз в жизни, и в руки ее не брал!

Так ничего не решив, Аристарх Петрович смахнул в стол бумаги.

- Завтра обязательно все разузнаю, - пообещал он на прощание.

В раздумьях прошла и вторая ночь. Утро застало Грымзюка уже на ногах. С первым трамваем явился он на работу. Проверил наличие сумочки и принялся ждать.

Первым явился Петров.

- Скажи-ка мне, Сидор Иванович, не имеешь ли ты отношения к некоему артефакту, расположенному у нас на окне? – сразу пустился в атаку Аристарх Петрович.

- Шо, блин? – переспросил подозреваемый.

- Сумочку видишь? Я все пытаюсь понять, откуда она тут взялась.

- А я гребу? – Петров протопал за свой стол с видом, отметающим всякую надежду на продолжение расследования. Аристарх Петрович слегка приуныл.

Еврей Ливерзон, со свойственной его племени предусмотрительностью, явился непосредственно перед начальством. Блюдолиз распахнул дверь, раскланялся и принял из рук Трех-Четырехрублевского дипломат, и все уместилось в одном отточенном па канцелярского менуэта.

- Здравствуйте, товарищи, - кивнул Ипполит Трофимович прочим работникам, а Ливерзону простер длань для рукопожатия.

Выловить хитреца для беседы удалось лишь в обед. Аристарх Петрович перехватил его у туалетов.

- Иезуит Самуилович, - спросил он. – Не знаете ли Вы часом, чья это женская сумочка лежит сейчас у нас в комнате на подоконнике?

- Ах, Аристарх Петрович, - расплылся в фальшивой улыбке Ливерзон и спрятал за спину кулек с бутербродами. – Откуда ж мне знать, дорогой Аристарх Петрович, чья это сумочка? Я дам к себе в кабинет не вожу, в чужие дела нос свой тоже на никогда не совал, не сую, и нет такой силы, которая б Ливерзона заставила нос свой в чужие дела засунуть! А почему Вы, собственно, спрашиваете?

- Я должен это, в конце концов, выяснить! – воскликнул Грымзюк. Он оттолкнул бесполезного собеседника и решительно прошествовал к столу начальника отдела.

- Вы по какому вопросу? – в очках Трех-Четырехрублевского сверкнула молния. – Надеюсь, по процедурному?

- Нет, Ипполит Трофимович, - понурил голову Аристарх Петрович. – Я хотел лишь спросить, не Вам ли принадлежит некая дамская сумочка, что, вот уже, третий день возлежит на подоконнике нашего офиса. Не подумайте, разумеется, что я Вас осуждаю. Просто сумочка эта преследует меня даже в мое нерабочее время. Я думаю, я просто обязан разобраться с вопросом ее происхождения.

- То есть, хотите сказать, что сей предмет препятствует должному исполнению Ваших служебных обязанностей? – нахмурился Трех-Четырехрублевский.

- Нет-нет, что Вы! Я просто хотел…

- Передайте всем, - из-под очком полыхнули негодованием поросячьи очи. – После обеда, о половине второго после полудня, состоится большое собрание. Посвященное, раз уж Вы так настаиваете, использованию, чуждых повышению результативности трудового процесса, аксессуаров. Присутствие всех обязательно.

Ровно о половине второго Ипполит Трофимович выплыл из-за стола, окинул присутствующих осуждающим взором и вопросил:

- Чья это сумка, товарищи?

При этом начальник ткнул толстым щетинистым пальцем в направлении подоконника. Присутствующие единодушно поникли.

- Но почему Вы спрашиваете? – подал голос Иезуит Самуилович.

- Понимаете ли, Ливерзон, - приложив руку к губам, зашептал Аристарх Петрович. – Эта сумка. Она – нечто чуждое в нашем мужском, смею надеяться, коллективе. Она словно камень раздора. Будто яблоко преткновения. Если она не принадлежит никому из нас – может, ее заслали к нам менеджеры из соседнего офиса?

- Выкинуть к едреням! – подал решающий голос Петров. Поднялся из-за стола и протянул лапу к злосчастной сумочке.

Клацнули зубы. Сидор Иванович взвыл. Трех пальцев на руке матершинника – как небывало.

- Это вопиющее нарушение техники безопасности! – возопил орошенный кровью Иезуит Самуилович. А Аристарх Петрович просто-напросто онемел.

- Дело принимает еще более возмутительный оборот, чем я думал вначале, - констатировал Трех-Четырехрублевский. Начальник взял артефакт в свои руки. Грымзюк с Ливерзоном богоговейно вздохнули – чертова косметичка покорно распахнула пред Ипполитом Трофимовичем свое бесстыжее нутро.

Внезапно из недр чудовища взметнулся гофрированный черный шланг и впился Ипполиту Трофимовичу прямо в рот. Трех-Четырехрублевский фыркнул ноздрей. В глазах его отразился ужас. Он попытался оторвать от себя кошмарного монстра, но только закашлялся. Чудище же заползло хоботом в пищевод, подтянуло тушу к его лицу. Выпростало волосатые ножки. Ими оно ухватило Ипполита Трофимовича за уши и принялось совершать у него на голове конвульсивные фрикции.

Петров к тому времени окончательно побелел от потери крови. По брюкам Иезуита Самуиловича растеклось многозначительное пятно. Грымзюк поймал осуждающий взгляд начальства, но так и не смог разорвать паутину сковавшего его ужаса.

В днище дьявольской сумки раскрылся большой, налитый кровью, зрачок. Он подмигнул Аристарху Петровичу. Скорее всего, он моргнул просто так. Но ошалевший Грымзюк понял его по-своему:

- Ты следующий!

Возопив, Аристарх Петрович бросился вон из офиса…

Позднее утро взорвал телефонный звонок.

- Товарищ Грымзюк! – из трубки пахнуло потерянной премией. – Вас коллектив на работе заждался.

- Я… Э…

Аристарх посмотрел на часы. Он покраснел, побледнел. Чтобы собраться, ему потребовались считанные мгновения. Чтоб прибежать на работу – минут пятнадцать-двадцать. Весь в мыле, вломился Грымзюк в родную контору.

- О, Аристарх Петрович, - расплылся в подхалимском оскале Иезуит Самуилович. – А Вас, как раз, Ипполит Трофимович ищет.

- С утра всех запарил. Где, грыть, Грызюк? – покачал забинтованной культей Петров.

- Опаздываете, товарищ? - Трех-Четырехрублевский поднялся из-за стола и распахнул чрево. С лязгом разверзлись створки в животах остальных сотрудников. Чемоданы-мутанты набросились на Аристарха Петровича.

А с подоконника за всем этим ужасом наблюдала бесхозная женская сумочка. Почесывая в нетерпении свой черный гофрированный яйцеклад…