Катрусин динозавр
С самого детства вокруг девочки Кати роились динозавры.
Взять, хоть, ее родителей. У всех папы, как папы, а у Катруси – пожизненный птеродятел: домой прилетит, крылья развесит, нахохлится и давай квохтать. Денег нету, сухой корм на исходе, начальник – хмырь, да и жена нихрена по хозяйству «не шарит».
А что жена? Катрусина мама, как отработает свою пайку, прискачет вся в мыле, и сразу – на кухню. Звенит чем-то, шкрябается. Ну, вылитый вилкоцараптор. А вилки-то, к слову, все гнутые, тусклые – словно из мезозоя.
Бабуля еще была, пятитонная сморщенная бронзозавриха. В дряблую шкуру старухи вросли километры поддельных латунных цепей с мутными фальшивыми бриллиантами. Когда Подагра Васильевна ясным пасхальным утром выползала из норы в придорожный фанерный храмик, – бранзулетки лязгом распугивали окрестных ворон. Катюша тащилась за ней, укутанная в меховой платок, с тяжелой корзиной черствых глазурованных фаллосов.
Еще был у Катеньки дед-диплосдох. Но в самый разгар ледникового периода, аккурат на прошлый Новый Год, участковый милиционер Степашкин привез старика с последней в его жизни попойки.
Тогда-то и родилась странная и необъяснимая тяга Катюши к роду ментов Степашкиных…
В первую очередь Степашкины подкупали своей незыблемостью. Если в катрусиной семье каждая тварь относилась к своему собственному непрезентабельному виду – Степашкины были монолитны как весы Фемиды на фотографии. Папа Степашкин – потомственный ментозавр. Мама Степашкина – потомственная ментозавриха. Шурик Степашкин (названный так в честь одного популярного сыщика) – потомственный ментозаврик.
Семейное счастье Степашкиных казалось незыблемым. Поэтому с видами на отца семейства Катя сразу же распростилась. А вот Шурику не повезло.
Катя узрела в нем долгожданный мужской идеал: мужественные очки, лихо оттопыренные уши, успехи в учебной и трудовой подготовке… Даже сомнительная привычка стучать на контрольных воспринималась влюбленной девицей как выстраданное в боях правдолюбство.
Но самым трогательным, самым нежным и романтичным у Шуры Степашкина было его мировоззрение. Так же, как Катенька верила в существование динозавров, Шурик веровал в существование живых мертвецов…
Катя узнала о динозаврах из русских народных сказок. Потом были книги Йозефа Аугусты и, наконец, ширпотребное фентези, хлынувшее на просторы почившего с богом Союза вместо обещанного перестройщиками изобилия. Шура с детства симпатизировал Кощею Бессмертному, утопленнику тезки Пушкина и, наконец, мертвякам из подпольного видео-зала «Грыжынка».
В завуче школы наши герои видели то тигрозавра, то гаррикупера. В автомобильном потоке им чудился гон дрынобитов или гробов на колесиках – соответственно. Даже деревья в саду «Окончательной победы над октябрем» воспринимались ими по-разному.
Одним словом, это была любовь. Бессмысленная и беспощадная, как схватка эхтыизавра с водоплавающим вооруженным зомби.
Герои закончили школу и поженились.
Катя устроилась секретаршей в одной, ничего не производящей, конторе. Целыми днями просиживала она за «Косынкой», раскладывая неудавшиеся фантазии в столбики карт. Палеонтологические мечты уступили место бессмысленной скуке. Люди вокруг нее все больше и больше походили на запрограммированных мертвецов.
Шурик стал настоящим ментом – ему даже выдали портупею. От зари до зари он вышагивал по аллеям парка «Окончательной победы». В обед из горла выпивал полбутылки дешевой водки. Тогда скрюченные вековые дубы оживали, превращались в веселые городские клены, а кривобокая избушка бабы Яги – в банальный киоск союзпечати.
После работы, давясь и толкаясь в забитом автобусе, Катенька возвращалась домой. Накинув на плечи дырявый халат, ставила на огонь кислый вчерашний суп и ждала своего франкенштейна.
Шурик сменялся с дежурства, приговаривал водку и плелся домой пешком. Докуривал на крыльце последнюю «беломорину».
Дома его ждала годзилла…